Юргис Балтрушайтис

      Балтрушайтис Юргис Казимирович (1873 – 1944) - русский и литовский поэт-символист, переводчик, критик, дипломат. Он был одной из самых неординарных личностей «серебряного века», поскольку, как писалось в антологии «Русская поэзия серебряного века», «судьба и сама личность Балтрушайтиса состояли из одних противоречий».

     Он родился в бедной литовской крестьянской семье Ковенской губернии; самостоятельно выучился грамоте, после чего поступил в Ковенскую гимназию. С 15 лет сам зарабатывал себе на жизнь уроками. В 1893 г. поступил на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета. Несмотря на специальность он большое внимание уделял литературе, слушал лекции по филологии, истории, изучал иностранные языки. В годы учёбы в Московском университете о нём уже шла слава как о полиглоте и гениальном лингвисте. В 1899 г. Балтрушайтис и его новые друзья – поэты К.Бальмонт и В.Брюсов – основали символистское издательство «Скорпион», где Юргис начал помещать свои переводы и оригинальные стихотворения. В том же году он тайно обвенчался с Марией Оловяшниковой, дочерью купца-миллионера, который, узнав о венчании дочери с бедняком-инородцем, лишил ее наследства.

     Первой книгой, выпущенной в 1900 г. этим издательством, стал Г. Ибсен в переводе Балтрушайтиса. С этого времени Балтрушайтис становится одной из центральных фигур символистского движения, выступает не только со стихами, но и с серьезными критическими статьями. Был сотрудником альманаха «Северные цветы», журнала «Весы». Позднее выступал в газете «Русь», в журналах «Правда», «Золотое руно», «Русская мысль», «Русские ведомости» и прочих. Проявляя исключительную строгость и требовательность к себе, Балтрушайтис выпустил всего две книги стихов — «Земные ступени. Элегии, песни, поэмы» (1911) и «Горная тропа» (1912). Медитативная, философская лирика Балтрушайтиса внесла в русскую литературу новую тему — католической религиозности. Балтрушайтис, несмотря на постоянное участие в окружающей литературной и издательской жизни, был очень замкнутым, скромным и одиноким человеком. И этим он притягивал коллег – спокойствием, надежностью. Его ценили Скрябин, Станиславский, Комиссаржевская и многие другие деятели культуры. Его поэзия, представляющая собой непревзойденное сочетание гимна и элегии,  высоко ценилась современниками, а литературная репутация всегда оставалась безупречной.

     

     В годы революции Балтрушайтис был председателем Всероссийского союза писателей, затем - председателем Московского Союза писателей. С 1920 г. он представлял Литовскую Республику в Москве, в 1922 г. был утвержден в ранге чрезвычайного и полномочного посла Литовской республики в СССР. Он содействовал выезду за рубеж деятелей русской культуры, фактически спасая их от последующих репрессий. В душе поэт и дипломат был несчастлив, очень остро ощущал трагическую природу бытия - и благодарил жизнь за неизбывное счастье, за то, что в ней «всегда было, есть и будет слишком много радости»… В апреле 1939 Балтрушайтис уехал из России к сыну во Францию, получив назначение советником посольства Литвы в Париже. Там он готовил к печати новый сборник стихотворений, который вышел уже после его смерти. Скончался Балтрушайтис в Париже, оставив после себя около 400 стихотворений, переведенных впоследствии на английский, армянский, болгарский, венгерский, голландский, латышский, немецкий, польский, французский и другие языки.

Памятная доска поэту установлена на доме № 24 Поварской улицы Москвы, где в 1920-1939 гг. работало представительство, а затем посольство Литовской республики. Сейчас здесь - Центр литовской культуры (он же - "Дом Балтрушайтиса").

***

Вся мысль моя - тоска по тайне звездной...

Вся жизнь моя - стояние над бездной...

Одна загадка - гром и тишина,

И сонная беспечность и тревога,

И малый злак, и в синих высях Бога

Ночных светил живые письмена...

Не дивно ли, что, чередуясь, дремлет

В цветке зерно, в зерне - опять расцвет,

Что некий круг связующий объемлет

Простор вещей, которым меры нет!

Вся наша мысль - как некий сон бесцельный...

Вся наша жизнь - лишь трепет беспредельный...

За мигом миг в таинственную нить

Власть Вечности, бесстрастная, свивает,

И горько слеп, кто сумрачно дерзает,

Кто хочет смерть от жизни отличить...

Какая боль, что грозный храм вселенной

Сокрыт от нас великой пеленой,

Что скорбно мы, в своей тоске бессменной,

Стоим века у двери роковой! 

                                                          (1904)

НА УЛИЦЕ

Стою один на перекрёстке,

Средь шума улиц городских,

Вникая праздно в пыль и блёстки,

В покой и важность лиц людских...

Какое хитрое сплетенье -

Без явной связи и межи -

И сна и горького смятенья,

Слепой правдивости и лжи.

Снуют наряды, перстни, бусы,

И жадность уст и алчность глаз,

Ханжи бродячие и трусы,

Тщета и глупость на показ.

И видны, - видны сквозь румяна

Земного счастия кроха,

Печать корысти и обмана,

Клеймо позора и греха...

Ползёт чудовищем стоногим,

Чей тёмный голод глух и нем,

Толпа, довольная немногим,

Неутолённая ничем...

И каждый носит в сердце сонном

Свободу, ставшую рабой,

Случайность, ставшую законом,

И жребий прихоти слепой...

И жуток свет во взглядах смелых

И грозен всюду знак судьбы

На пальцах горько загрубелых,

На спинах, согнутых в горбы...

И всех равняет знаком сходства,

Приметой Божьего перста,

Одно великое сиротство,

Одна великая тщета.

МОЙ ХРАМ

Мой светлый храм - в безбрежности

Развёрнутых степей,

Где нет людской мятежности,

Ни рынков, ни цепей, -

Где так привольно, царственно

Пылает грудь моя

Молитвой благодарственной

За чудо бытия...

Мой тайный храм - над кручами

Зажжённых солнцем гор,

Мой синий храм за тучами,

Где светел весь простор,

Где сердцу сладко дышится

В сиянии вершин,

Где лишь туман колышется

Да слышен гул лавин...

Моя святыня вечная -

В безгранности морской,

Где воля бесконечная -

Над малостью людской,

Где лишь тревога бурная

Гремит своей трубой,

Где только высь лазурная

Над бездной голубой...

                                      (1903)

КОМАРЫ

Пляшет в меркнущем пожаре

Рой вечерних комаров...

Сколько в мире бренной твари,

Богом замкнутых миров!

Как и я, служа мгновенью,

Протянувшись ввысь столбом,

Вьются мошки лёгкой тенью

В небе бледно-голубом...

Пусть всё тем же смертным бредом

Ослепил их беглый миг,

Но их жребий мне неведом,

Как и жребий дней моих...

Только вижу вечер сонный

И печаль стоячих вод,

Где толчётся ослеплённо

Комариный хоровод...

Только знаю, что до срока

Длиться суетной игре,

Устремлённой одиноко

К догорающей заре...