Давид Самойлов

     Самойлов Давид Самуилович (1920 - 1990) – русский советский поэт-фронтовик, переводчик, исследователь литературы.

     Родился в Москве в семье врача Самуила Кауфмана, главного венеролога Московской области. Впоследствии, в память об отце Давид взял себе именно такой литературный псевдоним – Самойлов. В 1938 – 1941 гг. он учился в Московском институте философии, литературы и истории, где сблизился с другими молодыми поэтами – Б.Слуцким, С.Наровчатовым, П.Коганом; увлекался поэзией Мандельштама, Пастернака, Маяковского. Во время войны сначала был направлен на трудовой фронт – рыть окопы под Вязьмой, но был мобилизован по состоянию здоровья. Позднее служил пулеметчиком, после ранения перевелся в моторазведывательную роту. Войну окончил в Берлине. 

     Военная лирика с этого времени стала одной из ключевых тем его творчества. Фронтовые зарисовки он сочетал с философскими раздумьями о судьбе своего поколения, с размышлениями о общечеловеческих ценностях.  Другой важнейшей темой для него была русская история. «Софья Палеолог», «Крылья холопа» и «Стихи о царе Иване» посвящены историко-философской трактовке тирании. Поэт неоднократно возвращался к пушкинским темам свободы, «мужицкого бунта», пытался понять чаяния и настроения общества через призму истории. Характерен для поэзии Самойлова был и жанр драматического диалога (также восходящий к пушкинским «Маленьким трагедиям»). Сочетание элементов драмы, лирики и эпического повествования стало неотъемлемой частью «почерка» поэта ( сборники «Ближние страны», «Второй перевал», «Волна и камень», «Залив», «Голоса за холмами» и др.; поэмы «Снегопад», «Возвращение», «Сухое пламя», «Сон о Ганнибале», «Струфиан»). Помимо этого, он был автором теоретической «Книги о русской рифме», где изучал вопросы стихосложения от народного эпоса до современности. Самойлов выступал за смысловую целенаправленность поэтики и против ее осложнения или модернизации, напоминая о нравственной силе искусства и о том, что «поэзия – душевный опыт в слове». Он много переводил с венгерского, литовского, польского, чешского языков, языков народов СССР; писал стихи для детей. С 1974 г.вплоть до смерти поэт жил в основном  в г. Пярну Эстонской СССР. Умер Давид Самойлов в Таллине, на юбилейном вечере Пастернака, едва завершив свою речь. Посмертно, в 1995 г. в свет вышла книга «Памятные записки», где Давидом Самойловым был дан богатый автобиографический материал, описание литературной жизни его эпохи и ценные заметки о современниках поэта – Ахматовой, Пастернаке, Антокольском, Эренбурге, Солженицыне и других литераторах.

     Для всех интересующихся жизнью и творчеством этого поэта рекомендую хороший сайт - http://www.davidsamoilov.org

ПЕСТЕЛЬ, ПОЭТ И АННА

Там Анна пела с самого утра

И что-то шила или вышивала.

И песня, долетая со двора,

Ему невольно сердце волновала.

А Пестель думал: «Ах, как он рассеян!

Как на иголках! Мог бы хоть присесть!

Но, впрочем, что-то есть в нём, что-то есть.

И молод. И не станет фарисеем».

Он думал: «И, конечно, расцветёт

Его талант, при должном направленье,

Когда себе Россия обретёт

Свободу и достойное правленье».

- Позвольте мне чубук, я закурю.

- Пожалуйте огня.

- Благодарю.

А Пушкин думал: «Он весьма умён

И крепок духом. Видно, метит в Бруты.

Но времена для брутов слишком круты.

И не из брутов ли Наполеон?»

Шёл разговор о равенстве сословий.

- Как всех равнять? Народы так бедны, -

Заметил Пушкин, - что и в наши дни

Для равенства достойных нет сословий.

И потому дворянства назначенье -

Хранить народа честь и просвещенье.

- О, да, - ответил Пестель, - если трон

Находится в стране в руках деспота,

Тогда дворянства первая забота

Сменить основы власти и закон.

- Увы, - ответил Пушкин, - тех основ

Не пожалеет разве Пугачев...

- Мужицкий бунт бессмыслен... -

                                За окном

Не умолкая распевала Анна.

И пахнул двор соседа-молдавана

Бараньей шкурой, хлевом и вином.

День наполнялся нежной синевой,

Как вёдра из бездонного колодца.

И голос был высок: вот-вот сорвётся.

А Пушкин думал: «Анна! Боже мой!»

- Но, не борясь, мы потакаем злу, -

Заметил Пестель, - бережём тиранство.

- Ах, русское тиранство-дилетантство,

Я бы учил тиранов ремеслу, -

Ответил Пушкин.

                «Что за резвый ум, -

Подумал Пестель, - столько наблюдений

И мало основательных идей».

- Но тупость рабства сокрушает гений!

- На гения отыщется злодей, -

Ответил Пушкин.

                Впрочем, разговор

Был славный. Говорили о Ликурге,

И о Солоне, и о Петербурге,

И что Россия рвётся на простор.

Об Азии, Кавказе и о Данте,

И о движенье князя Ипсиланти.

Заговорили о любви.

                    - Она, -

Заметил Пушкин, - с вашей точки зренья

Полезна лишь для граждан умноженья

И, значит, тоже в рамки введена. -

Тут Пестель улыбнулся.

                       - Я душой

Матерьялист, но протестует разум. -

С улыбкой он казался светлоглазым.

И Пушкин вдруг подумал: «В этом соль!»

Они простились. Пестель уходил

По улице разъезженной и грязной,

И Александр, разнеженный и праздный,

Рассеянно в окно за ним следил.

Шёл русский Брут. Глядел вослед ему

Российский гений с грустью без причины.

Деревья, как зелёные кувшины,

Хранили утра хлад и синеву.

Он эту фразу записал в дневник -

О разуме и сердце. Лоб наморщив,

Сказал себе: «Он тоже заговорщик.

И некуда податься, кроме них».

В соседний двор вползла каруца цугом,

Залаял пёс. На воздухе упругом

Качались ветки, полные листвой.

Стоял апрель. И жизнь была желанна.

Он вновь услышал - распевает Анна.

И задохнулся:

              «Анна! Боже мой!»

                                                                 (1965)

А.Горгоц. "Пушкин и декабристы".

СОРОКОВЫЕ

Сороковые, роковые,

Военные и фронтовые,

Где извещенья похоронные

И перестуки эшелонные.

Гудят накатанные рельсы.

Просторно. Холодно. Высоко.

И погорельцы, погорельцы

Кочуют с запада к востоку...

А это я на полустанке

В своей замурзанной ушанке,

Где звёздочка не уставная,

А вырезанная из банки.

Да, это я на белом свете,

Худой, весёлый и задорный.

И у меня табак в кисете,

И у меня мундштук наборный.

И я с девчонкой балагурю,

И больше нужного хромаю,

И пайку надвое ломаю,

И всё на свете понимаю.

Как это было! Как совпало -

Война, беда, мечта и юность!

И это всё в меня запало

И лишь потом во мне очнулось!..

Сороковые, роковые,

Свинцовые, пороховые...

Война гуляет по России,

А мы такие молодые!

                                                   (1961)

Д.Самойлов в военные годы

СЛОВА

Красиво падала листва,

Красиво плыли пароходы.

Стояли ясные погоды,

И праздничные торжества

Справлял сентябрь первоначальный,

Задумчивый, но не печальный.

И понял я, что в мире нет

Затёртых слов или явлений.

Их существо до самых недр

Взрывает потрясённый гений.

И ветер необыкновенней,

Когда он ветер, а не ветр.

Люблю обычные слова,

Как неизведанные страны.

Они понятны лишь сперва,

Потом значенья их туманны.

Их протирают, как стекло,

И в этом наше ремесло.

                                             (1961)

***

Сплошные прощанья! С друзьями,

Которые вдруг умирают.

Сплошные прощанья! С мечтами,

Которые вдруг увядают.

С деревней, где окна забиты,

С долиной, где все опустело.

И с пестрой листвою ракиты,

Которая вдруг облетела.

С поэтом, что стал пустословом.

И с птицей, что не возвратится.

Навеки — прощание с кровом,

Под коим пришлось приютиться.

Прощанье со старой луною,

Прощанье с осенними днями.

Прощание века со мною.

Прощание времени с нами.

                                                      (1982)

Самойлов похоронен в Пярну (Эстония) на Лесном кладбище.