Гудзенко Семен Петрович
(1922-1953) – русский советский поэт-фронтовик.
Родился в Киеве, настоящее имя
поэта — Сарио, итальянское имя ему дала мать. С 1939 г . учился в Московском
институте философии, литературы и истории имени Н. Г. Чернышевского (МИФЛИ).
Летом 1941 г .
вместе с другими студентами ушел добровольцем на фронт. Участвовал в сражениях,
после тяжелого ранения стал фронтовым корреспондентом. Еще в разгар военных
действий в 1944 г .
свет увидела его первая поэтическая книга.
После окончания Великой
Отечественной войны работал корреспондентом в военной газете, много ездил по
стране, впечатления свои он отражал в творческих зарисовках (Закарпатские
стихи, 1948; цикл Поездка в Туву, 1949; Новые края, 1953; поэма Дальний
гарнизон, 1950 – о мирных буднях Советской Армии)…Гудзенко всегда был
романтиком, неиссякаемым оптимистом, душой поэтической компании. Мужество, дерзкость,
веру в великое несли его произведения. Его творческая душа навсегда осталась в
том времени – военном, походном, требующем от человека сосредоточения всех
физических и душевных сил (сборники Курская тетрадь, После марша, оба 1947;
Битва, 1948; Солдатские стихи, 1951).
Военная контузия спровоцировала опухоль
мозга – последнее время поэт был прикован к постели, ему приходилось диктовать
свои стихи. Его вклад в литературу определен уже его личным подвигом – примером
человека, который вплоть до последней минуты жизни остался верен свои идеалам и
дарил их своим читателям.
Статья на Блоггере о поэте
Гудзенко – «Пушкин» Второй Мировой http://bibliokis.blogspot.ru/2012/03/blog-post.html
Памятная доска на киевском доме, в котором поэт Гудзенко прожил первые 17 лет жизни - с 1922 по 1939 гг.
МОЕ ПОКОЛЕНИЕ
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты.
На живых порыжели от крови и глины шинели,
на могилах у мертвых расцвели голубые цветы.
Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты.
На живых порыжели от крови и глины шинели,
на могилах у мертвых расцвели голубые цветы.
Расцвели и опали... Проходит четвертая осень.
Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят.
Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел,
нам досталась на долю нелегкая участь солдат.
Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят.
Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел,
нам досталась на долю нелегкая участь солдат.
У погодков моих ни стихов, ни любви, ни покоя -
только сила и зависть. А когда мы вернемся с войны,
все долюбим сполна и напишем, ровесник, такое,
что отцами-солдатами будут гордится сыны.
только сила и зависть. А когда мы вернемся с войны,
все долюбим сполна и напишем, ровесник, такое,
что отцами-солдатами будут гордится сыны.
Ну, а кто не вернется? Кому долюбить не придется?
Ну, а кто в сорок первом первою пулей сражен?
Зарыдает ровесница, мать на пороге забьется,-
у погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жен.
Ну, а кто в сорок первом первою пулей сражен?
Зарыдает ровесница, мать на пороге забьется,-
у погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жен.
Кто вернется - долюбит? Нет! Сердца на это не хватит,
и не надо погибшим, чтоб живые любили за них.
Нет мужчины в семье - нет детей, нет хозяина в хате.
Разве горю такому помогут рыданья живых?
и не надо погибшим, чтоб живые любили за них.
Нет мужчины в семье - нет детей, нет хозяина в хате.
Разве горю такому помогут рыданья живых?
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Кто в атаку ходил, кто делился последним куском,
Тот поймет эту правду,- она к нам в окопы и щели
приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском.
Кто в атаку ходил, кто делился последним куском,
Тот поймет эту правду,- она к нам в окопы и щели
приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском.
Пусть живые запомнят, и пусть поколения знают
эту взятую с боем суровую правду солдат.
И твои костыли, и смертельная рана сквозная,
и могилы над Волгой, где тысячи юных лежат,-
эту взятую с боем суровую правду солдат.
И твои костыли, и смертельная рана сквозная,
и могилы над Волгой, где тысячи юных лежат,-
это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,
подымались в атаку и рвали над Бугом мосты.
...Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели,
Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.
Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.
А когда мы вернемся,- а мы возвратимся с победой,
все, как черти, упрямы, как люди, живучи и злы,-
пусть нам пива наварят и мяса нажарят к обеду,
чтоб на ножках дубовых повсюду ломились столы.
все, как черти, упрямы, как люди, живучи и злы,-
пусть нам пива наварят и мяса нажарят к обеду,
чтоб на ножках дубовых повсюду ломились столы.
Мы поклонимся в ноги родным
исстрадавшимся людям,
матерей расцелуем и подруг, что дождались, любя.
Вот когда мы вернемся и победу штыками добудем -
все долюбим, ровесник, и работу найдем для себя.
матерей расцелуем и подруг, что дождались, любя.
Вот когда мы вернемся и победу штыками добудем -
все долюбим, ровесник, и работу найдем для себя.
(1945)
* * *
Мы не от старости умрем,-
от старых ран умрем.
Так разливай по кружкам ром,
трофейный рыжий ром!
от старых ран умрем.
Так разливай по кружкам ром,
трофейный рыжий ром!
В нем горечь, хмель и аромат
заморской стороны.
Его принес сюда солдат,
вернувшийся с войны.
заморской стороны.
Его принес сюда солдат,
вернувшийся с войны.
Он видел столько городов!
Старинных городов!
Он рассказать о них готов.
И даже спеть готов.
Старинных городов!
Он рассказать о них готов.
И даже спеть готов.
Так почему же он молчит?..
Четвертый час молчит.
То пальцем по столу стучит,
то сапогом стучит.
Четвертый час молчит.
То пальцем по столу стучит,
то сапогом стучит.
А у него желанье есть.
Оно понятно вам?
Он хочет знать, что было здесь,
когда мы были там...
Оно понятно вам?
Он хочет знать, что было здесь,
когда мы были там...
(1946)
ЛЕС
Карпатские дубы
в листве бледно-зеленой,
как будто бы столбы,
как будто бы колонны...
Шершавая кора
под мхом голубоватым,
в зарубках топора —
в коричневых заплатах.
Как башня, душный лес.
В прогалину — в оконце —
с безоблачных небес
наотмашь греет солнце.
Система мощных линз
мне прижигает спину.
...Бегут деревья вниз,
и я спешу в долину,
и птичий перезвон
становится все глуше.
Там тинистый затон
на самой кромке суши.
Я для тебя сорву,
когда приду к затону,
волшебную траву —
шальную белладонну,
чтоб любовалась ты
карпатскими лесами,
на травы и цветы
чтобы смотрела ты
огромными глазами.
Но ты нашла в лесу
в чащобе лесоруба:
он всю эту красу
валил на землю грубо.
И ты права опять:
сейчас нужней Карпатам
не лес, чтоб в нем гулять,
а бревна — новым хатам.
(1946-1947)
Гудзенко похоронен на Ваганьковском кладбище, недалеко от могилы С.Есенина.
Фото
с сайта «Могилы знаменитостей. Виртуальный некрополь» (http://m-necropol.narod.ru/).
Комментариев нет:
Отправить комментарий