Николай Клюев

     Клюев Николай Алексеевич (1884 – 1937) – видный русский поэт «серебряного века», один из лучших представителей «новокрестьянского» направления поэзии. Особые, религиозно-мистические  интонации его стихотворений и подробности его биографии сделали Клюева легендой еще при жизни...

Николай с отцом, А.Т.Клюевым

    Он родился в Олонецкой губернии в деревне на реке Вытегра, в крестьянской старообрядческой семье. Отец Клюева был сидельцем в винной лавке, мать – сказительницей. Именно от нее он и унаследовал любовь к крестьянской культуре, народным преданиям. 1893-1895 гг. он учился в церковно-приходской школе, много занимался самообразованием. Затем перешел в двухклассное городское училище, после учился в Петрозаводской фельдшерской школе, но из-за болезни ее не окончил. Много странствовал по России, посещал Соловецкие острова, входил в сектантские группы, что во многом отразилось на его поэтическом творчестве. «Крестьянские мотивы» Клюева были пронизаны идеями символизма, сочетались с мистическими сектантскими образами, поэтому на молодого поэта сразу обратили внимание. Его стихи появлялись в печати с 1904 г. Забастовки 1905 г. вызвали «бунтарский» дух Клюева-поэта. Революция представлялась ему наступлением Царства Божьего. За агитационную деятельность он сидел в Вытегорской, а затем Петрозаводской тюрьмах. Из-за религиозных убеждений Клюев, призванный на военную службу, отказался брать в руки оружие. Его отправляют в больницу, где врачи находят его негодным к военной службе, и поэт уезжает в деревню. Вскоре завязывается его переписка с Блоком, который сделал многое для признания Клюева как поэта.

     Он начинает печататься в журнале «Золотое руно», позже – в «Современнике», «Ниве», «Новой земле» (причем в последней Клюева представляют как выразителя нового народного сознания, даже своеобразного мессию). Осенью 1911 г. в Москве вышел первый сборник стихов Клюева «Сосен перезвон», который стал событием в литературной жизни. О Клюеве пишут критики, он посещает артистическое кафе «Бродячая собака», знакомства с ним ищут представители столичной богемы. Его очередные сборники - «Братские песни» (1912), «Лесные были» (1913) – были отголосками раскольничьих песнопений, песен «хлыстов», содержали фольклорные и символистские мотивы. В 1915 г. Клюев встал во главе «новокрестьянского» направления, куда входили Есенин (для которого Клюев был близким другом, духовным наставником), Клычков, Орешин, Ширяевец. 

    В 1916 г. Есенин писал Клюеву следующие строки: «Дорогой мой Коля! На долгие годы унесу любовь твою. Я знаю, что этот лик заставит меня плакать (как плачут на цветы) через много лет. Но эта тоска будет не о минувшей юности, а по любви твоей, которая будет мне как старый друг. Твой Сережа 1916 г., 30 марта, Петроград». Известно, что Николай Клюев был человеком с нетрадиционной ориентацией, он не скрывал это даже в стихах, посвящая некоторые из них своим «возлюбленным». Ему очень импонировал молодой поэт. Известно, что Клюев и Есенин жили некоторое время вместе, однако в каких отношениях они состояли – вопрос очень спорный, даже для профессиональных исследователей их жизни. Их творческий союз прекратился по воле Есенина в 1917 г., однако Клюев еще долго после этого продолжал писать Сергею признательные письма, сильно ревнуя его к Мариенгофу и Айседоре Дункан...В 1925 г. он плакал на гражданской панихиде по Есенину и долго целовал и что-то шептал покойнику, не давая опустить крышку гроба, перед отправкой тела поэта в Москву...

    В 1916-1922 гг. Клюев издал еще несколько сборников - «Мирские думы», «Медный кит», двухтомник «Песнеслов», «Львиный хлеб». Приветствуя революцию как начало духовного обновления России, поэт постепенно разочаровался в действительности и тосковал по разрушающейся деревне. Власти же, в свою очередь, расценивали его как наглядного представителя «кулацкой поэзии». В 1928 г. выходит последний сборник Клюева «Изба в поле», составленный из уже печатавшихся стихов. Его поэмы «Деревня», «Соловки» и «Погорельщики», а также открытый гомосексуальный образ жизни и определенные поэтические мотивы (в частности, в поэме «О чем шумят седые кедры» объектом любви был юноша) привели к аресту и ссылке поэта в 1934 г. в Томск. В 1937 г. он был снова арестован и в конце октября расстрелян на Каштачной горе, близ Томска. Реабилитирован в 1957 г. 

    «Инокописец от поэзии», Клюев был ярким явление в отечественной литературе. Немецкий философ В.Казак писал о нем: «Редкостно крупный литературный талант Клюева, которого часто ставят выше Есенина, вырос из народного крестьянского творчества и многовековой религиозности русского народа. Стихи в духе народных плачей перемежаются со стихами, созвучными библейским псалмам... В богатстве образов проявляется полнота внутреннего, порой провидческого взгляда на мир». Клюев также, как никто другой, «рисует» в своих стихах и красоту заонежского пейзажа.

***

В златотканные дни сентября

Мнится папертью бора опушка.

Сосны молятся, ладан куря,

Над твоей опустелой избушкой.

Ветер-сторож следы старины

Заметает листвой шелестящей.

Распахни узорочье сосны,

Промелькни за березовой чащей!

Я узнаю косынки кайму,

Голосок с легковейной походкой...

Сосны шепчут про мрак и тюрьму,

Про мерцание звезд за решеткой,

Про бубенчик в жестоком пути,

Про седые бурятские дали...

Мир вам, сосны, вы думы мои,

Как родимая мать, разгадали!

В поминальные дни сентября

Вы сыновнюю тайну узнайте

И о той, что погибла любя,

Небесам и земле передайте.

                                                     (1911)

***

О, ризы вечера, багряно-золотые,

Как ярое вино, пьяните вы меня!

Отраднее душе развалины седые

Туманов - вестников рассветного огня.

Горите же мрачней, закатные завесы!

Идет Посланец Сил, чтоб сумрак одолеть;

Пусть в безднах темноты ликуют ночи бесы,

Отгулом вторит им орудий злая медь.

Звончее топоры поют перед рассветом,

От эшафота тень черней - перед зарей...

Одежды вечера пьянят багряным цветом,

А саваны утра покоят белизной. 

                                               (1912)

Н.Клюев, художник А.Яр-Кравченко и поэт С.Клычков

В РАЗЛУКЕ

Мне хотелось бы плакать, моя дорогая,

В безнадежном отчаянье руки ломать,

Да небес бирюза так нежна голубая,

Так певуча реки искрометная гладь.

Я, как чайка, люблю по-надречные дали —

Очертанья холмов за тумана фатой,

В них так много живой, но суровой печали,

Колыбельных напевов и грусти родной.

И еще потому я в разлуке не плачу,

Хороню от других гнев и слезы свои,

Что провижу вдали наших крыльев удачу

Долететь сквозь туман до желанной земли.

Неисчетны, дитя, буйнокрылые рати

В путь отлетный готовых собратьев-орлов,

Но за далью безбрежней ли степь на закате,

Зарубежных синей ли весна берегов?

Иль всё та же и там разостлалась равнина

Безответных на клекот курганов-полей,

И о витязе светлом не легче кручина

В терему заповедном царевне моей?

                                                                   (1909)

***

Весна отсияла... Как сладостно больно,

Душой отрезвяся, любовь схоронить.

Ковыльное поле дремуче-раздольно,

И рдяна заката огнистая нить.

И серые избы с часовней убогой,

Понурые ели, бурьяны и льны

Суровым безвестьем, печалию строгой -

"Навеки", "Прощаю",- как сердце, полны.

О матерь-отчизна, какими тропами

Бездольному сыну укажешь пойти:

Разбойную ль удаль померить с врагами,

Иль робкой былинкой кивать при пути?

Былинка поблекнет, и удаль обманет,

Умчится, как буря, надежды губя,-

Пусть ветром нагорным душа моя станет

Пророческой сказкой баюкать тебя.

Баюкать безмолвье и бури лелеять,

В степи непогожей шуметь ковылем,

На спящие села прохладою веять,

И в окна стучаться дозорным крылом.

                                                                  (1911)

 ***

Есть две страны; одна - Больница,

Другая - Кладбище, меж них

Печальных сосен вереница,

Угрюмых пихт и верб седых!

Блуждая пасмурной опушкой,

Я обронил свою клюку

И заунывною кукушкой

Стучусь в окно к гробовщику:

"Ку-ку! Откройте двери, люди!"

"Будь проклят, полуночный пес!

Кому ты в глиняном сосуде

Несешь зарю апрельских роз?!

Весна погибла, в космы сосен

Вплетает вьюга седину..."

Но, слыша скрежет ткацких кросен,

Тянусь к зловещему окну.

И вижу: тетушка Могила

Ткет желтый саван, и челнок,

Мелькая птицей чернокрылой,

Рождает ткань, как мерность строк.

В вершинах пляска ветродуев,

Под хрип волчицыной трубы.

Читаю нити: "Н. А. Клюев,-

Певец олонецкой избы!"

                                                         (25 марта 1937)

Единственное, что осталось как память о поэте - мемориальная доска с уничтоженного томского дома поэта, в котором он жил накануне расстрела. Сейчас доска находится в Музее истории политических репрессий (г.Томск)